«На Западном фронте без перемен» / Im Westen nichts Neues, 2022 год.
#немецкоекино #кинопровойну #перваямироваявойна #ремарк
Ох, давненько я не писал про кино. Не о чем и незачем. Бывшая когда-то киноманской, любимая группа в ФБ больше не вдохновляет, да и фильмов, о которых хотелось бы высказаться, всё меньше и меньше.
Но вот возник повод поразмышлять о взаимоотношении кино с литературой на примере самого свежего лауреата Оскара в номинации «лучший фильм на иностранном языке». Терпеть не могу бессмысленного слова «экранизация», мои постоянные читатели это знают, и сейчас будет очередная его критика.
Итак. Недавно зашёл в гости близкий друг и в разговоре очень хвалил эту картину. А надо сказать, что человек он очень образованный и начитанный. Более того, большой поклонник Ремарка, а одноимённое произведение перечитывал раз десять, по его словам. Снято буквально точно по книге, резюмировал он.
Для меня это, конечно, ни сколько не достоинство, но стало любопытно. И вот мы в нашем камерном киноклубе устроили просмотр. Повесть я не читал, поэтому смотрел без каких-либо фоновых мыслей, с чистого листа. Первые 13 минут - восторг! Великолепная картинка! Оскары художнику и оператору самые что ни на есть заслуженные. И по режиссуре этот фрагмент тоже безупречен, но об этом чуть позже.
Однако, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Шучу, партизан тогда не было. Чем дальше продолжался просмотр, тем всё больше сдувался воздушный шарик моего воодушевления и скоро превратился в тряпочку. Я начал бороться со сном и только усилием воли досмотрел два с половиной часа до конца.
Нет, оператор и художник поработали блистательно на протяжении всей ленты, но их мастерство я оценил в начале фильма, а дальше эстетика стала привычной и хотелось видеть развитие истории. А его не было. Совсем. На протяжении всего фильма нам очень художественно и при этом натуралистично (браво оператору ещё раз!) показывают всю мерзость войны: холод, грязь, кровь, смерть… В какой-то мере возникает эффект присутствия, ты почти физиологически ощущаешь всё это, невольно представляя себя в этих окопах. И содрогаешься. Первые минуты. А потом неизбежно привыкаешь. И дальше все два с лишним часа одно и то же: холод, грязь, кровь, смерть. Но это уже не впечатляет.
А что же по сюжету, спросит кто-то, кто так же как и я не читал первоисточник? Первая мировая война. Главный герой - совсем юный солдат-доброволец Пауль. Его глазами мы и смотрим весь фильм. Это он мёрзнет, ползает в грязи пополам с кровью, видит бесконечные смерти и убивает сам. И теряет одного за другим своих друзей. Всё.
Я позвонил другу и спросил: а у Ремарка так же ничего не происходит в драматургическом смысле? Да, так и написано, ответил он. И вот тут вопрос: а можно ли так снимать кино? И главное: зачем?
Причем к литературе такой вопрос не возникает, там совсем иначе работает восприятие. Во-первых, оно не завязано на время (мы можем останавливаться, перечитывать, делать перерывы…), а во-вторых, читать такую прозу можно просто для наслаждения языком автора, ради чего, собственно, и читают книги настоящие ценители литературы. И Бог с ним, что нет событийных перипетий.
Совсем другое дело театр и кино. При том, что между ними есть принципиальная разница, но есть и общее. И там, и там литература становится зрелищем с помощью режиссёра. И тут для непосвящённых надо уточнить, что же такое профессия режиссёра. В чем она заключается? А заключается она в управлении, манипулировании вниманием зрителя, а в идеале – и его эмоциями. Режиссёр должен подцепить зрителя на крючок конфликта и дальше с помощью действия (есть такое специальное понятие) протащить через весь хронометраж спектакля или фильма. Именно в этом состоит его главная задача. Если он этого не смог сделать – значит хреновый режиссёр, не владеет профессией.
Разница же между театром и кино заключается в том, что действие в спектакле строится только при помощи актёра, а в кино – не только. В игровом кино у режиссёра три инструмента: кроме актёра есть ещё камера и монтаж, со своими возможностями воздействия на внимание зрителя. Кстати, в неигровом он может обойтись и без актёра, только с помощью двух последних.
Какова же конечная цель режиссёра? Их две. Либо развлечь, либо вызвать эмоциональное потрясение, которое в свою очередь вызовет катарсис. И вот я задаю себе вопрос: что же хотел сделать режиссёр этого фильма, добросовестно переводя ремарковскую прозу в визуальный ряд? На что он рассчитывал? На какую реакцию зрителя? Явно не на развлечение. Тогда что, по его замыслу, должно заставить меня смотреть на экран больше двух часов и что я должен почувствовать в конце?
Я пытаюсь представить себе возможный замысел режиссера и у меня не получается. Что он хотел? Чтобы я окунулся в ужас войны и проникся антивоенным пафосом Ремарка? Ок, получилось. Но для этого хватило бы тех самых 13-и начальных минут, о которых я уже написал. И вот из чего они состоят. В первых кадрах нам показывают предшественника главного героя по имени Генрих. Он так же мёрзнет по колено в грязи и крови, так же бежит в атаку, ему так же страшно и он так же умирает. Затем с него, как и со всех убитых, снимают форму и отправляют её в тыл. Там стирают, латают и вот она уже готова для нового солдата. Тем временем в некоем учебном заведении (школе, лицее) директор произносит пламенную патриотическую речь перед старшими учащимися и они, воодушевлённые ею, идут добровольцами на призывной пункт. Там проходят полагающиеся процедуры, в конце которых им вручают форму. Пауль бодро принимает сложенную форму из рук офицера и вдруг видит около воротника внутри пришитую бирку с именем Генрих. В недоумении он спрашивает офицера: наверно эта форма предназначена кому-то другому? На что офицер с едва заметной досадой отвечает: да, просто форма оказалась ему мала. И отрывает бирку. Пауль отходит улыбаясь. Камера опускается вниз и мы видим под столом множество таких же оторванных бирок.
Если бы на этом закончить фильм – ни одной претензии не было бы. Идеальная законченная история, образно выражающая тему, идею, сверхзадачу – всё по науке и работает соответственно. Дальнейший хронометраж ничего нового не добавляет ни по смыслу, ни по чувствам, ни по эстетической выразительности. Всё есть в этих 13-и минутах. Тогда зачем?
Вопрос так и остаётся для меня открытым. Если рассматривать кино, с точки зрения искусства, разумеется. Кто-то скажет: современное кино не рассчитано на зрителя, пришедшего за искусством. Оно погружает зрителя в атмосферу и снимается ради времяпрепровождения. Именно поэтому в современных фильма я вижу кучу затянутых, бессмысленных кадров, совершенно не нужных для повествования. Ок, если атмосфера приятная, то можно погрузиться в неё на пару часов с попкорном и поцелуями. Но тут снимали явно не для этого. Значит что-то должно держать моё, зрительское внимание, чтобы я не бросил смотреть на середине фильма, в котором мне некому сопереживать. Ведь сопереживание возникает от драматической коллизии и никак иначе.
И вот тут мы приходим к странному для многих выводу. Если проза не содержит драматургии, то автор сценария и режиссёр просто обязаны изменить её так, чтобы зрителю было не скучно. Если нет событий – их надо придумать. И совершенно не важно, если в конечном итоге это будет мало похоже на исходную литературу. У кино свои законы и фильм - самостоятельное произведение. Поэтому стараться точно следовать букве писателя, пытаясь точно перенести её на экран, «экранизировать» – бессмысленно и непрофессионально по режиссуре.
Возвращаясь к фильму, я всё же рекомендовал бы его посмотреть, первые 13 минут того стоят. Дальнейший интерес зависит от степени индивидуального мазохизма.
